Российское судостроение
Компания Prysmian. Производство судовых кабелейКто есть ктоВсе предприятия судостроения
English Version Home


Минисайты предприятий
Компания ООО «СПБ Марин»

Ярославский CCЗ

"Комплексный технический сервис"

Cеверное ПКБ

ООО "Балтсудосервис"

Журнал "Морская радиоэлектроника"

Продукция компании FireSeal

Новости партнеров

Приватизация интеллекта

И. КлебановМинистр промышленности, науки и технологий Илья Клебанов уверен, что гражданские технологии государство должно отдать частному бизнесу, а над военными установить контроль.

 — Илья Иосифович, в начале прошлого года мы брали у вас интервью, и вы говорили, что государство намеревается сконцентрироваться на восьми-десяти приоритетных инновационных проектах. Конкурс по проектам действительно объявлен, направления отобраны. Помимо этого произошло еще много чего: принята венчурная концепция, утверждены «Основные направления государственной инвестиционной политики в сфере науки и технологий». Это шаги в рамках более широкой программы? Можно ли говорить о том, что у государства появилась осмысленная инновационная политика?

 — Думаю, да. Вы не упомянули принятые в марте «Основы политики РФ в области развития науки и технологий на период до 2010 года и дальнейшую перспективу» — коллективный труд Минпромнауки, научного сообщества начиная с Академии наук, администрации президента, Госсовета и Совбеза. Эта программа — прецедент для новой России. Именно из нее вытекает все, что вы перечислили: венчур, приоритетные инновационные проекты et cetera. «Основы» — многолетний план мероприятий, благодаря ему стало проще и понятнее работать с другими институтами власти. Например, к «Основам» прилагается такая маленькая табличка, в которой расписано бюджетное финансирование по разделу «Наука и технологии» до две тысячи десятого года. Финансирование, конечно, неравномерное, резкое увеличение начинается где-то с две тысячи шестого года. Но тем не менее по этому документу нам было очень легко с Минфином и Минэкономразвития сделать сейчас шестой, «научный» раздел бюджета с приростом на тридцать три-тридцать пять процентов.

 — Почему интерес к научно-технической сфере прорезался у политической элиты именно в прошлом году?

 — Надо честно сказать, что все девяностые годы говорить об этом было бессмысленно. То есть говорить-то можно было, а действий никаких быть не могло, ведь совершенно очевидно, что мы к этому не были готовы финансово.

Теперь ситуация изменилась. После известной встречи президента с учеными в Сочи стало понятно, что президент поддерживает эти идеи — и процесс пошел. Кстати, мы в первом квартале две тысячи третьего года будем рассматривать на правительстве новый серьезный документ о национальной инновационной системе. Сегодня мы уже созрели для того, чтобы обсуждать существующие разрывы в кривой инновационного цикла и готовить инфраструктуру для их преодоления. Мы будем создавать центры обучения венчурных капиталистов (четыре-пять в следующем году), вовлекать в процесс банки. Несколько крупных банков уже дали свое согласие на участие в венчурных фондах. Последний разговор был с председателем правления Сбербанка. Господин Казьмин с удовольствием ухватился за идею венчурного финансирования. Сейчас у нас существует около тридцати фондов, все они с иностранным капиталом, это очень хорошо. Но нам надо и свой капитал вводить в венчурную сферу.

 — А как быть с проблемами в законодательстве? Например, до сих пор нерешена важнейшая проблема с государственной интеллектуальной собственностью, нет четкой правовой базы и для венчура.

 — Все сегодня в наших руках. Разработку необходимых поправок в законы и новые законы, связанные с интеллектуальной собственностью, мы завершили еще в прошлом году. Что касается новых законодательных актов, связанных с венчуром, то мы сейчас внимательно смотрим, а требует ли это каких-то новых, особых законодательных актов. Пока твердой уверенности в том, что они нужны, нет.

 — Но ведь осколки советской инновационной системы — все эти отраслевые НИИ, КБ, которые остались в собственности государства, — просто так в инновационный контур не затолкаешь.

 — Большую их часть надо отпускать на волю, то есть приватизировать. Мы считаем, что многие отраслевые институты, не связанные прямо с разработкой вооружений, должны стать собственностью частных компаний, частью их бизнес-схемы.

Эти институты надо выставлять на аукцион. И компании должны за них биться, потому что это — технологии. А мы готовы софинансировать их вместе с частным бизнесом на конкурсной основе. Собственно, первый шаг мы в прошлом году уже сделали — объявили конкурс.

 — Покупать-то будут далеко не всех — часть этих институтов, по всей видимости, придется просто закрыть...

 — Да. И не надо этот процесс затягивать. Но за лучших будут драться.

Первые примеры, когда несколько компаний просит, чтобы им продали какой-то отраслевой НИИ, уже есть. Есть институты уже не интересные государству, но интересные бизнесу. Есть институты, разрабатывающие критические, с точки зрения государства, технологии, но государству этими институтами владеть не обязательно, можно просто стимулировать их работу как частных организаций — пожалуйста, создавайте инновационный пул, мы будем софинансировать.

 — В военных институтах и КБ тоже накопилась масса технологий, малоинтересных для государства, но важных для частного бизнеса. Вы будете как-то увязывать реформу прикладной науки и реформу ВПК?

 — Минпромнауки, Минобороны и пять агентств готовят сейчас каталог двойных технологий, которые будут открываться для бизнес-сообщества. Максимум три месяца осталось, чтобы его окончательно сформировать.

 — Перейдем непосредственно к ВПК, за который вы тоже отвечаете. Концепцией реформирования оборонных предприятий предусматривается создать из тысячи семисот компаний, НИИ и КБ сорок-пятьдесят интегрированных корпораций. С момента заседания Госсовета, на котором обсуждался этот вопрос, прошел год, но пока реально создана только одна интегрированная структура — концерн ПВО «Алмаз-Антей».

 — На самом деле реформа началась только в июле две тысячи второго года, когда вышло семьсот тринадцатое постановление правительства и была принята федеральная целевая программа. Потом мы создали правительственную межведомственную комиссию и стали готовиться все необходимые документы. Это несколько книг и приложений по всем пяти оборонным агентствам и Минатому, в которых описана вся идеология реформы, что мы хотим сделать из каждого конкретного предприятия.

Поэтому я бы не стал говорить, что реформа буксует. Недавно помимо концерна ПВО создан холдинг «Высокоточное оружие». В целом же на разных стадиях согласования сегодня крутится двадцать один проект. Конечно, не все идет так быстро, как хотелось бы. Но вы поймите, государство впервые в постсоветской истории начало осмысленно реформировать гигантскую отрасль, а ресурсы у него в общем-то небольшие. Здесь нам уже нельзя непродуманно рисковать, цена ошибки крайне велика.

 — Как должно поступить государство со своей «военной» интеллектуальной собственностью в процессе реформы ВПК?

 — Я считаю большой ошибкой, что во время приватизации оборонных предприятий государство никак не оценило свою интеллектуальную собственность. По сути оно перестало владеть правами на разработки, которые создавались на госсредства и всегда принадлежали государству. Оно просто вынуло из кармана и, сказав «на — бери», бесплатно отдало свою собственность. Это неправильно. Поэтому, думаю, в январе мы получим одобрение президента и председателя правительства и создадим специальную рабочую группу из представителей Минюста, Минимущества, Минпромнауки, Минэкономразвития и других ведомств, которая должна будет выработать документ, где четко будет прописано, как поступит государство со своей интеллектуальной собственностью при создании интегрированных оборонных компаний. Я глубоко убежден, что эту собственность надо оценить и вернуть государству.

 — То есть национализировать ВПК?

 — Я бы выбрал другой термин — доприватизировать. Мы вместе с Минимущества и независимыми оценщиками провели исследование по ряду частных оборонных предприятий и выяснили, что весь их капитал, станки, недвижимость и прочее составляют всего лишь десять-пятнадцать процентов от той суммы, которую это предприятие стоило бы вместе с интеллектуальной собственностью. Получилось, что оборонку продали по дешевке.

А в процессе доприватизации мы восстановим справедливость. Просто еще одним крупным акционером российских оборонных компаний станет государство. Это и будет наш следующий шаг в реформировании ВПК.

 — Смелое решение...

 — Я его не боюсь и говорю об этом открыто. Я не считаю, что три физических лица могут владеть крупнейшими оборонными предприятиями России, не заплатив за них реальную цену.

 — После того как государство вновь станет крупнейшим акционером во всех оборонных предприятиях, возможно ли будет участие частного капитала в создании новых разработок в оборонке?

 — Я считаю, что любые инвестиции надо привлекать для создания вооружений и военной техники, которая идет на экспорт. Это уже происходит, в основном, правда, частные деньги идут на глубокую модернизацию техники. Государство готово содействовать в привлечении таких инвестиций и даже софинансировать создание техники для экспорта. Но у меня нет уверенности, что частный инвестор должен вкладывать средства в технику, которая создается в рамках государственной программы вооружений. Это все-таки не бизнес.

BackTop