Приватизация интеллекта
Министр промышленности, науки и технологий Илья Клебанов уверен, что гражданские технологии государство должно отдать частному бизнесу, а над военными установить контроль.
— Илья Иосифович, в начале прошлого года мы брали у вас интервью, и вы говорили, что государство намеревается сконцентрироваться на восьми-десяти приоритетных инновационных проектах. Конкурс по проектам действительно объявлен, направления отобраны. Помимо этого произошло еще много чего: принята венчурная концепция, утверждены «Основные направления государственной инвестиционной политики в сфере науки и технологий». Это шаги в рамках более широкой программы? Можно ли говорить о том, что у государства появилась осмысленная инновационная политика?
— Думаю, да. Вы не упомянули принятые в марте «Основы политики РФ в области развития науки и технологий на период до 2010 года и дальнейшую перспективу» — коллективный труд Минпромнауки, научного сообщества начиная с Академии наук, администрации президента, Госсовета и Совбеза. Эта программа — прецедент для новой России. Именно из нее вытекает все, что вы перечислили: венчур, приоритетные инновационные проекты et cetera. «Основы» — многолетний план мероприятий, благодаря ему стало проще и понятнее работать с другими институтами власти. Например, к «Основам» прилагается такая маленькая табличка, в которой расписано бюджетное финансирование по разделу «Наука и технологии» до две тысячи десятого года. Финансирование, конечно, неравномерное, резкое увеличение начинается где-то с две тысячи шестого года. Но тем не менее по этому документу нам было очень легко с Минфином и Минэкономразвития сделать сейчас шестой, «научный» раздел бюджета с приростом на тридцать три-тридцать пять процентов.
— Почему интерес к научно-технической сфере прорезался у политической элиты именно в прошлом году?
— Надо честно сказать, что все девяностые годы говорить об этом было бессмысленно. То есть говорить-то можно было, а действий никаких быть не могло, ведь совершенно очевидно, что мы к этому не были готовы финансово.
Теперь ситуация изменилась. После известной встречи президента с учеными в Сочи стало понятно, что президент поддерживает эти идеи — и процесс пошел. Кстати, мы в первом квартале две тысячи третьего года будем рассматривать на правительстве новый серьезный документ о национальной инновационной системе. Сегодня мы уже созрели для того, чтобы обсуждать существующие разрывы в кривой инновационного цикла и готовить инфраструктуру для их преодоления. Мы будем создавать центры обучения венчурных капиталистов (четыре-пять в следующем году), вовлекать в процесс банки. Несколько крупных банков уже дали свое согласие на участие в венчурных фондах. Последний разговор был с председателем правления Сбербанка. Господин Казьмин с удовольствием ухватился за идею венчурного финансирования. Сейчас у нас существует около тридцати фондов, все они с иностранным капиталом, это очень хорошо. Но нам надо и свой капитал вводить в венчурную сферу.
— А как быть с проблемами в законодательстве? Например, до сих пор нерешена важнейшая проблема с государственной интеллектуальной собственностью, нет четкой правовой базы и для венчура.
— Все сегодня в наших руках. Разработку необходимых поправок в законы и новые законы, связанные с интеллектуальной собственностью, мы завершили еще в прошлом году. Что касается новых законодательных актов, связанных с венчуром, то мы сейчас внимательно смотрим, а требует ли это каких-то новых, особых законодательных актов. Пока твердой уверенности в том, что они нужны, нет.
— Но ведь осколки советской инновационной системы — все эти отраслевые НИИ, КБ, которые остались в собственности государства, — просто так в инновационный контур не затолкаешь.
— Большую их часть надо отпускать на волю, то есть приватизировать. Мы считаем, что многие отраслевые институты, не связанные прямо с разработкой вооружений, должны стать собственностью частных компаний, частью их бизнес-схемы.
Эти институты надо выставлять на аукцион. И компании должны за них биться, потому что это — технологии. А мы готовы софинансировать их вместе с частным бизнесом на конкурсной основе. Собственно, первый шаг мы в прошлом году уже сделали — объявили конкурс.
— Покупать-то будут далеко не всех — часть этих институтов, по всей видимости, придется просто закрыть...
— Да. И не надо этот процесс затягивать. Но за лучших будут драться.
Первые примеры, когда несколько компаний просит, чтобы им продали какой-то отраслевой НИИ, уже есть. Есть институты уже не интересные государству, но интересные бизнесу. Есть институты, разрабатывающие критические, с точки зрения государства, технологии, но государству этими институтами владеть не обязательно, можно просто стимулировать их работу как частных организаций — пожалуйста, создавайте инновационный пул, мы будем софинансировать.
— В военных институтах и КБ тоже накопилась масса технологий, малоинтересных для государства, но важных для частного бизнеса. Вы будете как-то увязывать реформу прикладной науки и реформу ВПК?
— Минпромнауки, Минобороны и пять агентств готовят сейчас каталог двойных технологий, которые будут открываться для бизнес-сообщества. Максимум три месяца осталось, чтобы его окончательно сформировать.
— Перейдем непосредственно к ВПК, за который вы тоже отвечаете. Концепцией реформирования оборонных предприятий предусматривается создать из тысячи семисот компаний, НИИ и КБ сорок-пятьдесят интегрированных корпораций. С момента заседания Госсовета, на котором обсуждался этот вопрос, прошел год, но пока реально создана только одна интегрированная структура — концерн ПВО «Алмаз-Антей».
— На самом деле реформа началась только в июле две тысячи второго года, когда вышло семьсот тринадцатое постановление правительства и была принята федеральная целевая программа. Потом мы создали правительственную межведомственную комиссию и стали готовиться все необходимые документы. Это несколько книг и приложений по всем пяти оборонным агентствам и Минатому, в которых описана вся идеология реформы, что мы хотим сделать из каждого конкретного предприятия.
Поэтому я бы не стал говорить, что реформа буксует. Недавно помимо концерна ПВО создан холдинг «Высокоточное оружие». В целом же на разных стадиях согласования сегодня крутится двадцать один проект. Конечно, не все идет так быстро, как хотелось бы. Но вы поймите, государство впервые в постсоветской истории начало осмысленно реформировать гигантскую отрасль, а ресурсы у него в общем-то небольшие. Здесь нам уже нельзя непродуманно рисковать, цена ошибки крайне велика.
— Как должно поступить государство со своей «военной» интеллектуальной собственностью в процессе реформы ВПК?
— Я считаю большой ошибкой, что во время приватизации оборонных предприятий государство никак не оценило свою интеллектуальную собственность. По сути оно перестало владеть правами на разработки, которые создавались на госсредства и всегда принадлежали государству. Оно просто вынуло из кармана и, сказав «на — бери», бесплатно отдало свою собственность. Это неправильно. Поэтому, думаю, в январе мы получим одобрение президента и председателя правительства и создадим специальную рабочую группу из представителей Минюста, Минимущества, Минпромнауки, Минэкономразвития и других ведомств, которая должна будет выработать документ, где четко будет прописано, как поступит государство со своей интеллектуальной собственностью при создании интегрированных оборонных компаний. Я глубоко убежден, что эту собственность надо оценить и вернуть государству.
— То есть национализировать ВПК?
— Я бы выбрал другой термин — доприватизировать. Мы вместе с Минимущества и независимыми оценщиками провели исследование по ряду частных оборонных предприятий и выяснили, что весь их капитал, станки, недвижимость и прочее составляют всего лишь десять-пятнадцать процентов от той суммы, которую это предприятие стоило бы вместе с интеллектуальной собственностью. Получилось, что оборонку продали по дешевке.
А в процессе доприватизации мы восстановим справедливость. Просто еще одним крупным акционером российских оборонных компаний станет государство. Это и будет наш следующий шаг в реформировании ВПК.
— Смелое решение...
— Я его не боюсь и говорю об этом открыто. Я не считаю, что три физических лица могут владеть крупнейшими оборонными предприятиями России, не заплатив за них реальную цену.
— После того как государство вновь станет крупнейшим акционером во всех оборонных предприятиях, возможно ли будет участие частного капитала в создании новых разработок в оборонке?
— Я считаю, что любые инвестиции надо привлекать для создания вооружений и военной техники, которая идет на экспорт. Это уже происходит, в основном, правда, частные деньги идут на глубокую модернизацию техники. Государство готово содействовать в привлечении таких инвестиций и даже софинансировать создание техники для экспорта. Но у меня нет уверенности, что частный инвестор должен вкладывать средства в технику, которая создается в рамках государственной программы вооружений. Это все-таки не бизнес. |